понедельник, 26 июня 2006
..., а скорее её народа, в связи с чтением Гиляровского
нашел на меня что-то стих его почитать
Мы вот всё время думаем о ней, как же она бедная, народ непонятно до чего довели. Мы боимся того, во что ввергнут нас результаты медицинской реформы и реформы образования. И вот, читая очерки о Москве и москвичах конца XIXвека, задумываешься, как прав был булгаковский Воланд, говоря, что меняются лишь декорации, а люди остаются всё теми же. Ничего, ничего нас не погубит, это неубиваемо и непробиваемо.
Впечатлил меня особенно следующий отрывок. Не описываемыми мерзостями или ещё чем-то "эдаким", только тем, что ничего не менятся.
"После революции лавки Охотного ряда были снесены начисто, и вместо них поднялось одиннадцатиэтажное здание гостиницы "Москва"; только и осталось от Охотного ряда что два древних дома на другой стороне площади. Сотни лет стояли эти два дома, покрытые грязью и мерзостью, пока комиссия по "Старой Москве" не обратила на них внимание, а Музейный отдел Главнауки не приступил к их реставрации.
Разломали все хлевушки и сарайчики, очистили от грязи дом, построенный Голицыным, где прежде резали кур и был склад всякой завали, и выявились на стенах, после отбитой штукатурки, пояски, карнизы и прочие украшения, художественно высеченные из кирпича, а когда выбросили из подвала зловонные бочки с сельдями и уничтожили заведение, где эти сельди коптились, то под полом оказались еще беломраморные покои. Никто из москвичей и не подозревал, что эта "коптильня" в беломраморных палатах.
Василий Голицын, фаворит царевны Софьи, образованнейший человек своего века, выстроил эти палаты в 1686 году и принимал в них знатных иностранцев, считавших своим долгом посетить это, как писали за границей, "восьмое чудо" света.
Рядом с палатами Голицына такое же обширное место принадлежало заклятому врагу Голицына -- боярину Троекурову, начальнику стрелецкого приказа. "За беду боярину сталося, за великую досаду показалося", что у "Васьки Голицына" такие палаты!
А в это время Петр I как раз поручил своему любимцу Троекурову наблюдать за постройкой Сухаревой башни.
И вместе с башней Троекуров начал строить свой дом, рядом с домом Голицына, чтобы "утереть ему нос", а материал, кстати, был под рукой -- от Сухаревой башни. Проведал об этом Петр, назвал Троекурова казнокрадом, а все-таки в 1691 году рядом с домом Голицына появились палаты, тоже в два этажа. Потом Троекуров прибавил еще третий этаж со сводами в две с половиной сажени, чего не было ни до него, ни после.
Когда Василия Голицына, по проискам врагов, в числе которых был Троекуров, сослали и секвестровали его имущество, Петр I подарил его дом грузинскому царевичу, потомки которого уже не жили в доме, а сдавали его внаем под торговые здания. В 1871 году дом был продан какому-то купцу. Дворец превратился в трущобу.
То же самое произошло и с домом Троекурова. Род Троекуровых вымер в первой половине XVIII века, и дом перешел к дворянам Соковниным, потом к Салтыковым, затем к Юрьевым и, наконец, в 1817 году был куплен "Московским мещанским обществом", которое поступило с ним чисто по-мещански: сдало его под гостиницу "Лондон", которая вскоре превратилась в грязнейший извозчичий трактир, до самой революции служивший притоном шулеров, налетчиков, барышников и всякого уголовного люда.
Одновременно с этими двумя домами, тоже из зависти, чтобы "утереть нос" Ваське Голицыну и казнокраду Троекурову, князь Гагарин выстроил на Тверской свой дом. Это был казнокрад похуже, пожалуй, Троекурова, как поется о нем в песне:
Ах ты, сукин сын Гагарин,
Ты собака, а не барин...
Заедаешь харчевые,
Наше жалованье,
И на эти наши деньги
Ты большой построил дом
Среди улицы Тверской
За Неглииной за рекой.
Со стеклянным потолком,
С москворецкою водой,
По фонтану ведена,
Жива рыба пущена...
Неизвестно, утер ли нос Голицыну и Троекурову своим домом Матвей Гагарин, но известно, что Петр I отрубил ему голову.
" (с) Гиляровский В.А. "Чрево Москвы"
И вот оно всё и народ, и чиновники и нувориши.
Мы думаем об упадке будущего поколления, о современной деградации, неумении понять, оценить прошлый/нынешний опыт, а когда оно было-то, такое умение?! От чего мы упадаем? Некуда падать всё же, потому и вечна, и непоколебима Расея.
@настроение:
Задумчивое
-
-
26.06.2006 в 23:23впрочем, может, потому и можно надеяться, что не упадем, что у нас "красиво" и не было никогда? (:
-
-
26.06.2006 в 23:30"Мы шли. Нас остановил мрачный оборванец и протянул руку за подаянием.
Глеб Иванович полез в карман, но я задержал его руку и, вынув рублевую бумажку, сказал хитрованцу:
-- Мелочи нет, ступай в лавочку, купи за пятак папирос, принеси сдачу, и я тебе дам на ночлег.
-- Сейчас сбегаю! -- буркнул человек, зашлепал опорками по лужам, по направлению к одной из лавок, шагах в пятидесяти от нас, и исчез в тумане.
-- Смотри, сюда неси папиросы, мы здесь подождем!-- крикнул я ему вслед.
-- Ладно,-- послышалось из тумана. Глеб Иванович стоял и хохотал.
-- В чем дело? --спросил я.
-- Ха-ха-ха, ха-ха-ха! Так он и принес сдачу. Да еще папирос! Ха-ха-ха!
Я в первый раз слышал такой смех у Глеба Ивановича.
Но не успел он еще как следует нахохотаться, как зашлепали по лужам шаги, и мой посланный, задыхаясь, вырос перед нами и открыл громадную черную руку, на которой лежали папиросы, медь и сверкало серебро.
-- Девяносто сдачи. Пятак себе взял. Вот и "Заря", десяток.
-- Нет, постой, что же это? Ты принес? -- спросил Глеб Иванович.
-- А как же не принести? Что я, сбегу, что ли, с чужими-то деньгами. Нешто я...--уверенно выговорил оборванец.
-- Хорошо... хорошо,-- бормотал Глеб Иванович. Я отдал оборванцу медь, а серебро и папиросы хотел взять, но Глеб Иванович сказал:
-- Нет, нет, все ему отдай... Все. За его удивительную честность. Ведь это...
Я отдал оборванцу всю сдачу, а он сказал удивленно вместо спасибо только одно:
-- Чудаки господа! Нешто я украду, коли поверили?
-- Пойдем! Пойдем отсюда... Лучшего нигде не увидим. Спасибо тебе!--обернулся Глеб Иванович к оборванцу, поклонился ему и быстро потащил меня с площади. От дальнейшего осмотра ночлежек он отказался." Гиляровский В.А. "Хитровка"
Вот вам и понятие чести.